На главную/ Поэзия / Публицистика/ Об авторе /Фото/ Контакты

Преступление против жизни

В конце XX века человечество обрело новое понятие —"культура смерти". Это словосочетание обнимает все масштабные проявления цивилизованного мира, угрожающие человеческой жизни, такие как аборты, стерилизация, трансплантация органов, продажа оружия и др. Особым „украшением“ мрачного списка стало явление, в целях пропаганды которого обычно рассуждают о милосердии и сострадании.
Речь идет об эвтаназии — культурно организованном умерщвлении неизлечимых больных. Конечно, трезвомыслящий, а тем более верующий человек не может не почувствовать полное отвращение к такой практике, но ввиду того что она уже легализована в ряде „продвинутых“ европейских стран, рассмотреть историю института эвтаназии, аргументы ее сторонников и противников необходимо внимательно и подробно.

Как «придумали» эвтаназию?

Принято считать, что авторство слова „эвтаназия“ принадлежит английскому философу Фрэнсису Бэкону (1561–1626), которым он обозначил относительно легкую, безболезненную смерть („эв“— „хорошо“ и „танатос“—„смерть“).
По мысли английского философа, „хорошую смерть“ должна обеспечивать человеку медицина. „Долг врача состоит не только в том, чтобы восстанавливать здоровье, но и в том, чтобы облегчить страдания и мучения, причиняемые болезнью“,— пишет Фрэнсис Бэкон. Сама по себе такая постановка вопроса не вызывает этических возражений, ведь здесь нет и слова об отнятии жизни.
Но в конце XIX в., когда Фридрих Ницше во имя идеи сверхчеловека низвел больных в ранг „паразитов общества“, подлежащих истреблению, понятие „эвтаназия“ получило совсем другое наполнение.
На практике это выразилось в деятельности концлагерей нацистской Германии, где в целях расовой чистки принудительной эвтаназии подвергали инвалидов и пациентов психиатрических клиник. По некоторым оценкам, всего в Третьем Рейхе принудительной эвтаназии было подвергнуто около 275 000 человек.
Казалось бы, Нюрнбергский трибунал навсегда похоронил подобные затеи, но спустя полвека, в 2001 г., эвтаназия была узаконена в Нидерландах, а в 2002 г.— в Бельгии. Правда, теперь ее применение обосновывалось идеями гуманизма и обставлялось всевозможными юридическими тонкостями. Воскрешение практики эвтаназии вызвало у мировой общественности сильный резонанс, по поводу ее легализации начались ожесточенные споры, продолжающиеся и по сей день.

Небезобидная терминология

В силу того что термин „эвтаназия“ несколько раз менял свое значение, однозначное его толкование сегодня затруднительно. Кроме того, терминологическую неразбериху нарочно провоцируют сторонники эвтаназии различного рода заявлениями о том, что нужно понимать под этим термином, ставя на одном и том же уровне понятия „дать умереть“ и „помочь умереть“.
Это смешение не является безобидным; оно поддерживается преднамеренно для того, чтобы привести врачей и общественное мнение к ложной дилемме: или вы гуманны и способны сочувствовать ближнему, а значит, должны перешагнуть через недозволенное (причинить смерть), или же вы ставите абстрактные догмы выше простого человеческого сочувствия — следовательно, не остановитесь даже перед тем, чтобы продлить эти бессмысленные страдания, которых не вынесли бы и сами.
Самой объективной и точной расшифровкой термина „эвтаназия“ является, пожалуй, принятая отечественными медиками: приближение смерти больного по его просьбе какими-либо действиями или средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни.
В медицине на практике различаются два вида эвтаназии: пассивная и активная. Пассивная эвтаназия (или, как ее еще называют, „метод отложенного шприца“) выражается в том, что при согласии больного или его родных прекращается оказание направленной на продление жизни медицинской помощи и таким образом ускоряется наступление естественной смерти.
Согласно сведениям, опубликованным в Международном медицинском журнале (1998 г., с. 357–360), 40% всех смертей больных наступает в результате их отказа от лечения. Если к пассивной эвтаназии широкая общественность относится более-менее спокойно, то ее активный вид вызывает напряженную дискуссию. Активная эвтаназия выражается в следующих формах.
Первая —„убийство из милосердия“— происходит в тех случаях, когда врач, видя мучительные страдания безнадежно больного человека и будучи не в силах их устранить, вводит ему, например, повышенную дозу обезболивающего препарата, в результате чего наступает желанный смертельный исход.
Вторая —„самоубийство, ассистируемое врачом“— врач только помогает неизлечимо больному человеку покончить с жизнью, вместе с ним управляя найденным для этого средством.
И, наконец, третья —„самоубийство без помощи врача“. Пациент сам включает устройство, которое приводит его к быстрой и безболезненной смерти, то есть сам накладывает на себя руки.
Ключевым моментом при применении активной эвтаназии является „просьба больного“. Но нетрудно заметить, что грань между активной эвтаназией и откровенным убийством еле заметна. Именно поэтому право человека на „хорошую смерть“ при непо- средственном участии врача является предметом самых ожесточенных дискуссий.
Тем не менее легализация активной эвтаназии вполне может стать реальностью для западноевропейских государств, парламенты которых, следуя „передовым“ Нидерландам и Бельгии, со всей серьезностью рассматривают подобные законопроекты. Что же касается России, то в отношении эвтаназии ситуация сложилась самая что ни на есть парадоксальная.

Русское «можно, но нельзя»

Отечественное законодательство вообще всегда отличалось непредсказуемостью и непостижимостью. Статья 45 „Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан“ называется „Запрещение эвтаназии“ и гласит буквально следующее: „Медицинскому персоналу запрещается осуществление эвтаназии — удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действия ми или средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни“.
Вроде бы все ясно и понятно: и пассивная, и активная эвтаназия запрещены. Но в то же время, согласно 33 статье „Основ“, гражданин „имеет право отказаться от медицинского вмешательства или потребовать его прекращения“. Вот так в российском законодательстве прописана процедура самой настоящей пассивной эвтаназии. В одном и том же документе и запрещается, и разрешается „хорошая смерть“.
Предположим, что в стационар поступает больной с каким-либо неизлечимым заболеванием в терминальной стадии. Он письменно отказывается от реанимационных мероприятий, и врачи, обязанные блюсти интересы пациента, просто не мешают ему спокойно уйти. Довольны противники эвтаназии — ведь нигде не прозвучало это „страшное“ слово. Довольны сторонники — ведь фактически это она самая и была.

Чем хороша «хорошая смерть»

Когда речь идет о безнадежно больных людях, переживающих невыносимые муки, перед их родственниками, врачом, да и всем обществом встает нравственный выбор: продолжать лечение больного, тем самым обрекая его на физические страдания, или прервать такую мучительную жизнь?
Защитники идеи „хорошей смерти“ считают, что жизнь человека не должна превращаться в застенок, и оправдывают свои доводы, апеллируя к высоким человеческим чувствам. Поэтому не стоит удивляться тому, что в первую очередь они говорят о „милосердии“. По мнению сторонников эвтаназии, если медицина действительно призвана облегчать страдания больных, то в тех случаях, когда анестезия уже не может помочь, умерщвление больного — это проявление так называемого милосердия.
Наиболее известный пропагандист активной эвтаназии крупный американский философ Джон Рейгелс вообще считает, что ее пассивная форма лишь ненамного сокращает предсмертные страдания, поэтому более гуманна смертельная инъекция, сделанная опытным врачом. Второй аргумент, выдвигаемый в защиту „хорошей смерти“,— „справедливость“.
Идеологи эвтаназии убеждены в том, что ее легализация позволит сократить затраты на лечение безнадежных больных и направить эти средства на другие, более значимые для общества цели. Кроме того, ускоряя смерть терминальных больных (т. е. находящихся на грани жизни и смерти), медицина сможет лучше обслуживать тех, у кого больше шансов на выздоровление.
Таким образом, узаконивание эвтаназии видится ее сторонникам как восстановление общественной справедливости.
Наконец, защитники „хорошей смерти“ ссылаются на демократический постулат об абсолютной автономии человека. Отвергая религиозные представления о том, что жизнь — это дар свыше и мы не вправе распоряжаться тем, что нам не принадлежит, идеологи эвтаназии в праве человека на жизнь, декларируемом современной цивилизацией, видят и право на самостоятельное определение времени своей смерти. Врачи же, по их мнению, обязаны обеспечить больному человеку реализацию этого права.

Пять аргументов против «лечения смертью»

Надо признать, что на сегодняшний день большинство людей не готовы согласиться с вышеприведенными доводами, но, как известно, вода камень точит. Именно поэтому многие врачи, политические деятели и философы бьют тревогу, пытаясь предупредить общество об опасности легализации убийства.

В их числе находится и доктор медицинских наук, профессор кафедры анестезиологии и реаниматологии НГМА и академик АМТН Анатолий Сергеевич Шидловский, который специально для нашей газеты комментирует аргументацию противников эвтаназии:
— Во-первых, медицинский диагноз и прогноз всегда носят вероятностный характер. Пока пациент жив, у него есть шанс, о котором врач может даже и не догадываться. Даже при точно установленной болезни возможны случаи самопроизвольного излечения или перехода в состояние стойкой ремиссии.
Кроме того, по данным статистики, до 40% больных умирают совсем не от тех болезней, которые им диагностировали. Во-вторых, эвтаназия в принципе содержит серьезнейшую угрозу всему развитию врачевания. Борьба за жизнь пациента всегда была одной из самых затратных сфер медицины. Сюда привлекаются колоссальные ресурсы, но именно поэтому здесь, в основном, и совершаются открытия. Если же врачей принудят избавляться от трудных больных, если смерть получит статус „последнего лекарства“, реанимация утратит всякий смысл: умертвить больного гораздо дешевле, чем спасать его жизнь.
В-третьих, легализация эвтаназии может привести к переориентации медицины, которая в этом случае превращается в отрасль обеспечения смерти. На определенном этапе течения болезни врач будет, что называется, умывать руки и предлагать пациенту только лечение смертью.
В-четвертых, когда больной просит убить себя, он на самом деле взывает о помощи, о внимании и заботе. Нужно только уметь это расслышать, для чего надо иметь в груди не камень эгоизма, а живое сердце. В прямой связи с этим аргументом находится последний, пятый аргумент, который для нравственного, а тем более верующего человека является самым главным.
Каждый врач дает клятву, в основе которой лежит клятва Гиппократа. Еще в IV веке врачующий обещал: „Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла“. Этот врачебный обет созвучен библейскому „не убий“. Выходит, что врач, совершивший эвтаназию, не только преступил клятву, но и соделал страшный грех — убил человека.

А что говорит Церковь?

Церковь полностью и однозначно осуждает эвтаназию. На епархиальном собрании духовенства Москвы, состоявшемся в январе 2004 г., Патриарх Московский и всея Руси Алексий II осудил эвтаназию как одну из форм самоубийства и назвал ее пропаганду „сатанизмом“. „Мы должны со всей твердостью заявить: эвтаназия — это один из видов сознательного самоубийства. В религиозном отношении это крайняя степень отпадения от Бога.
Православная Церковь не может квалифицировать пропаганду эвтаназии и самоубийства иначе как скрытый или явный сатанизм“,— сказал Предстоятель Русской Православной Церкви. Алексий II также отметил, что „число случаев совершения страшного греха самоубийства с каждым годом растет и основная причина этого явления — отсутствие цели в жизни, неверие в жизнь будущего века“.
Понятно, что для того, кто считает себя православным человеком, такое заявление Патриарха должно устранить всякие сомнения насчет допустимости института эвтаназии.

Где же выход?

Невозможно закончить разговор об эвтаназии, не упомянув „Движение приютов“ врача Цицелии Сандерс. В 1967 году она организовала в Лондоне специальную лечебницу для смертельно больных, так называемый хоспис. С тех пор у Цицелии Сандерс по всему миру возникло огромное число последователей. Хосписы открыты в городах Европы, Азии, Америки, есть они и в России.
Выражение „умереть с достоинством“, которым злоупотребляют защитники эвтаназии для того, чтобы „из жалости“ прикрыть убийство привлекательной упаковкой, в этих центрах обрело свой подлинный смысл. Здесь умирающему оказывается профессиональная медицинская помощь и просто человеческая поддержка.
Современные фармакологические методы, как правило, оказываются способны утолить терпимую пациентами боль, а атмосфера внимания и доверия прогоняет всякие мысли о самоубийстве и позволяет нравственно подготовиться к неизбежному для всех людей концу жизни. Пожалуй, это и есть достойный выход из ситуации с неизлечимо больными, выход нравственный, а значит, и христианский.
Именно так „культуре смерти“ должна противостоять „культура жизни“, заполняя холодную пустоту отчаяния и эгоизма теплом человеческого сердца.

Григорий ВАЛКИН
Газета "Нижегородские епархиальные ведомости", № 2, 2008г.